Михаил Светлов
Девушка от общества вдали Проживала на краю земли, Выдумкой, как воздухом, дышала, Выдумке моей дышать мешала.
На краю земли она жила, На краю земли — я повторяю... Жалко только, что земля кругла И что нет ей ни конца, ни краю...
Тяжкий полуденный зной Встал над восставшей страной; Кровью песок обагрив, Движется раненый риф.
К вечеру солнце зайдет, Двинутся рифы вперед, Словно густые пласты Спрятанной темноты.
Вышли проклятые сроки; Жаждой свободы томим, К освобожденью Марокко Выведет Абд эль Керим.
Годы тяжелого груза Выросли в каменный пласт. Кто подчинится французам, Волю испанцам продаст?
Горло до боли сжала Вражеская ладонь. Рифы не любят жалоб, Рифы полюбят огонь.
Пальмы верхушки нагнули, Кровью встревожен песок. В ночь восьмого июля Рифы назначили срок.
Пальмы верхушки нагнули, Словно завидя самум. В ночь восьмого июля Рифы возьмут Уэндсмун.
Ночь никогда доселе Черной такой не была. В черную ночь под шрапнелью Черные шли тела.
Прошлую ночь отступили, Кровью песок обагрив. В жаркий песок, как в могилу, Лег не один риф.
Ночь. Выручай сегодня! Видишь, навстречу тебе Голову каждый поднял И отдает борьбе.
Движемся новым походом. Но, подчиняясь свинцу, Черным полкам не отдал Крепость свою француз.
И, обнажая раны, Пушкам наперевес Грозные аэропланы Молча сошли с небес.
Пусть проиграли сраженье - Мертвые снова зовут. Первые пораженья К новым победам ведут.
Скоро настанут сроки, И разнесет призыв В освобожденном Марокко Освобожденный риф.
Мне неможется на рассвете, Мне б увидеть начало дня... Хорошо, что живут на свете Люди, любящие меня.
Как всегда, я иду к рассвету, И, не очень уж горячи, Освещают мою планету Добросовестные лучи.
И какая сегодня дата, Для того чтоб явилась вновь Похороненная когда-то, Неродившаяся любовь?
Не зовут меня больше в драку,— Я — в запасе, я — просто так, Будто пальцы идут в атаку, Не собравшиеся в кулак.
Тяжело мне в спокойном кресле. Старость, вспомнить мне помоги,— Неужели они воскресли, Уничтоженные враги?
Неужели их сила тупая Уничтожит мой светлый край? Я-то, ладно, не засыпаю, Ты, страна моя, не засыпай!
В этой бешеной круговерти Я дорогу свою нашел, Не меняюсь я, и к бессмертью Я на цыпочках подошел.
Товарищ устал стоять... Полуторная кровать По-женски его зовет Подушечною горою.
Его, как бревно, несет Семейный круговорот, Политика твердых цен Волнует умы героев.
Участник военных сцен Командирован в центр На рынке вертеть сукном И шерстью распоряжаться,-
Он мне до ногтей знаком - Иванушка-военком, Послушный партийный сын Уездного града Гжатска.
Роскошны его усы; Серебряные часы Получены благодаря Его боевым заслугам;
От Муромца-богатыря До личного секретаря, От Енисея аж До самого до Буга -
Таков боевой багаж, Таков богатырский стаж Отца четырех детей - Семейного человека.
Он прожил немало дней - Становится все скучней, Хлопок ему надоел, И шерсть под его опекой.
Он сделал немало дел, Немало за всех радел, А жизнь, между тем, течет Медлительней и спокойней.
Его, как бревно, несет Семейный круговорот... Скучает в Брянских лесах О нем Соловей-разбойник...
Время нынче такое: человек не на месте, И земля уж, как видно, не та под ногами. Люди с богом когда-то работали вместе, А потом отказались: мол, справимся сами.
Дорогая старушка! Побеседовать не с кем вам. Как поэт, вы от массы прохожих оторваны... Это очень опасно - в полдень по Невскому Путешествие с правой на левую сторону...
В старости люди бывают скупее - Вас трамвай бы за мелочь довез без труда, Он везет на Васильевский за семь копеек, А за десять копеек - черт знает куда!
Я стихи свои нынче переделываю заново, Мне в редакции дали за них мелочишку. Вот вам деньги. Возьмите, Марья Ивановна! Семь копеек - проезд, про запасец - излишки...
Товарищ! Певец наступлений и пушек, Ваятель красный человеческих статуй, Прости меня! - я жалею старушек, Но это - единственный мой надостаток.
Пришел в сосновую Славуту - И с соснами наедине, И сосны жалуются мне И разговаривают будто.
И говор их похож на стон, И стон похож на человечий... Вот обошли со всех сторон И жалобный разносят звон, Чтоб я их лес не изувечил.
"Ах, слишком грубо, слишком часто По стволам топор поет, И, может, скоро, может, через год На челюсти пилы зубастой Сосновый сок оскомину набьет.
И страшно мне, сосне одной, Когда сосновый посвист реже, Когда вот тут же нож стальной Мою товарку рядом режет.
И хочется тогда в борьбе Перескочить свою вершину (Как и тебе, Когда тоска нахлынет)".
И несется стон в сосновой чаще, И разносится в лесную глубь: "Приходи к нам, человек, почаще, Только не води с собой пилу!"
Я слушал. Полдень был в огне, И медленно текли минуты, И сосны жаловались мне И разговаривали будто.
И эта новая сосновая кручина Дала тревогой сердцу знать... За твою высокую вершину Я б хотел тебя помиловать, сосна!
Но слыхала ль ты, как стоны тоже Паровоз по рельсам разносил? Он спешил, он был встревожен, И хрипел, и не хватало сил.
Надрываясь, выворачивал суставы, Был так жалобен бессильный визг колес, И я видел - срочного состава Не возьмет голодный паровоз.
Две сосны стояли на откосе, И топор по соснам застучал, Чтобы, сыт пахучим мясом сосен, Паровоз прошел по трупам шпал.
И пока он не позвал меня трубой, Не заманивает криками колесными, Я люблю разговаривать сам с собой, А еще больше - с соснами.
Каждый год и цветет И отцветает миндаль... Миллиарды людей На планете успели истлеть... Что о мертвых жалеть нам! Мне мертвых нисколько не жаль! Пожалейте меня! Мне еще предстоит умереть!
Пусть погиб мой герой. Только песня доныне жива. Пусть напев в ней другой И другие, конечно, слова.
Но в бессонное сердце Стучатся все так же упрямо И надежда Анголы, И черная боль Алабамы.
Не нарушила юность Своих благородных традиций, И за песнею песня В стране моей снова родится.
В песнях молодость наша! Над нею не властвуют годы. И мечтают мальчишки О счастье далеких народов.
Пусть же крепнет содружество Смелых. И в песне доносится пусть И кубинское мужество, И испанская грусть.
Вытерла заплаканное личико, Ситцевое платьице взяла, Вышла — и, как птичка-невеличка, В басенку, как в башенку, пошла.
И теперь мне постоянно снится, Будто ты из басенки ушла, Будто я женат был на синице, Что когда-то море подожгла.
Пусть людям состариться всем суждено, С научной точки зрения,- Но мы ведь студенты, и мы всё равно Бессмертное поколение.
И мы убеждаемся вновь и вновь, Что сердце вечно пламенно, На дружбу великую и на любовь Сдадим мы, друзья, экзамены.
Мы взяли у родины столько тепла, Клянемся всегда любить ее. Грядущее близко - заря светла В студенческом общежитии.
Клянемся, товарищи, ни на момент Не знать в труде усталости. И с нежностью скажем мы слово "студент" В самой глубокой старости.
Все ювелирные магазины - они твои. Все дни рожденья, все именины - они твои. Все устремления молодежи - они твои. И смех, и радость, и песни тоже - они твои. И всех счастливых влюбленных губы - они твои И всех военных оркестров трубы - они твои. Весь этот город, все эти зданья - они твои. Вся горечь жизни и все страданья - они мои. Уже светает. Уже порхает стрижей семья. Не затихает, Не отдыхает любовь моя.
Там, где небо встретилось с землей, Горизонт родился молодой. Я бегу, желанием гоним. Горизонт отходит. Я за ним. Вон он за горой, a вот - за морем. Ладно, ладно, мы еще поспорим! Я и погоне этой не устану, Мне здоровья своего не жаль, Будь я проклят, если не достану Эту убегающую даль! Все деревья заберу оттуда, Где живет непойманное чудо, Всех зверей мгновенно приручу... Это будет, если я хочу! Я пущусь на хитрость, на обман, Сбоку подкрадусь... Но как обидно - На пути моем встает туман, И опять мне ничего не видно. Я взнуздал отличного коня - Горизонт уходит от меня. Я перескочил в автомобиль - Горизонта нет, а только пыль. Я купил билет на самолет. Он теперь, наверно, не уйдет! Ровно, преданно гудят моторы. Горизонта нет, но есть просторы! Есть поля, готовые для хлеба, Есть еще не узнанное небо, Есть желание! И будь благословенна Этой каждой дали перемена!.. Горизонт мой! Ты опять далек? Ну еще, еще, еще рывок! Как преступник среди бела дня, Горизонт уходит от меня! Горизонт мой... Я ищу твой след, Я ловлю обманчивый изгиб. Может быть, тебя и вовсе нет? Может быть, ты на войне погиб? Мы - мои товарищи и я - Открываем новые края. С горечью я чувствую теперь, Сколько было на пути потерь! И пускай поднялись обелиски Пад людьми, погибшими в пути,- Все далекое ты сделай близким, Чтоб опять к далекому идти!
Они улеглись у костра своего, Бессильно раскинув тела, И пуля, пройдя сквозь висок одного, В затылок другому вошла.
Их руки, обнявшие пулемет, Который они стерегли, Ни вьюга, ни снег, превратившийся в лед, Никак оторвать не могли.
Тогда к мертвецам подошел офицер И грубо их за руки взял, Он, взглядом своим проверяя прицел, Отдать пулемет приказал.
Но мертвые лица не сводит испуг, И радость уснула на них... И холодно стало третьему вдруг От жуткого счастья двоих.
Мечется голубь сизый — Мало ему тепла... Новгород, Суздаль, Сызрань Осень заволокла.
Тянется по косогорам Осени влажный след... Осень степей, которым Миллион с хвостиком лет.
Тащится колымага Грустными лошадьми... Осень, в зданье рейхстага Хлопающая дверьми.
Руки закинув за спину, Вброд перейдя реку, Осень — глуха и заспанна Бродит по материку.
Плачется спозаранку Вдоль глухих пустырей Осень тевтонов и франков, Осень богатырей...
Давайте, товарищи, дружно Песню споем одну Про осень, которую нужно Приветствовать, Как весну!
Много на улицу выйдет народа В такое хорошее время года!
Между глыбами снега - насыпь, А по насыпи - рельс линии... В небе дремлющем сумрак синий, Да мерцающих звезд чуть видна сыпь.
Заяц вымыл свой ранний наряд И привстал на задние лапочки Посмотреть, как в небе заря Разбегается красной шапочкой.
Дальний лязг застучал угрозой, Вниз по насыпи заяц прыжком, Увидал: за отцом-паровозом Стая вагончиков поспешает гуськом.
Зазвенели стальные рельсы, Захрипел тяжело гудок... - Осмелься И стань поперек!
...А там, где прошли вихри, Прижавшись тесно друг к другу, Рассказывал заяц зайчихе Про вьюгу.